17 марта 1856 года в городе Омске на свет появился великий русский художник Михаил Александрович Врубель. Про его жизнь написано множество книг, снято огромное количество фильмов. Мы решили собрать воспоминания современников о гении.
17 марта 1856 года в городе Омске на свет появился великий русский художник Михаил Александрович Врубель.
Творческая жизнь художника делится на три периода. Первый период «становление», в эти годы Врубель учился в Академии художеств, а затем переехал в Киев, занимался византийским искусством и церковной живописью. Второй период принято называть «московским», временные рамки ставятся от даты сотворения картины «Демон сидящий» (1890 год), заканчивается период в 1902 году, написанием картины «Демон поверженный», после этого периода Врубеля настигает болезнь – его госпитализируют в лечебницу. Последний период жизни Михаил Александрович провел в лечебнице — душевная болезнь не дала художнику спокойно жить.
Михаил Врубель.
Жизнь наполнена сложными и запутанными перипетиями, не всегда общество принимало картины творца, но зато у художника был постоянный заказчик, небезызвестный меценат Савва Мамонтов.
Уже к концу жизни Врубеля можно назвать «признанным». 28 ноября Михаил Александрович получил звание академика живописи, по иронии судьбы, эту дату можно назвать финальной точкой его художественной активности.
Михаил Нестеров(художник, участник товарищества передвижных выставок и Мира искусства):
Михаил Нестеров. Автопортрет.
«Как я и сказал, Михаил Александрович был как пушкинская Русалочка: «А что такое деньги, я не знаю»,– и он, такой странный, неожиданный, совершенно бескорыстный, когда получал что-либо от кого-либо, спешил поскорее все истратить, в чем ему будто бы успешно способствовали «молодые энтузиасты». А он, невинный, отсутствующий с нашей планеты, витал в своих видениях, грезах, а эти грезы, посещая его, не оставаясь его гостями, долго уступали свое место новым мечтам, новым образам, еще не виданным, нежданным, негаданным, прекрасным видениям жизни и фантазии чудесного художника «нездешних стран».
Однажды, еще в Киеве, в мастерской Врубеля появилось большое полотно: на нем была изображена одна из самых решительных, трагических страниц евангельской истории «Моление о чаше». Гефсиманский сад, залитый прозрачным, мягким лунным светом; в глубине сада — молящийся изнемогающий Иисус. И то, что увидели случайно заглянувшие к еще спящему утром Врубелю Васнецов и Прахов, поразило их несказанно. Они разбудили объятого сном невинности художника, полные неописуемого восторга от им сделанного, а он, протирая глаза, недоуменно слушал, как они умоляли не трогать, не прикасаться к чудной картине, просили его дать им слово в этом. И он, беспечный, им его дал (это так просто — дать слово). Посетители уехали с тем, чтобы через час явиться втроем. Они успели побывать у Ивана Николаевича Терещенки, любителя хорошего искусства, убедить его поехать с ними, чтобы и он увидел новое чудо, сотворенное Врубелем, и, если можно, приобрел его в свое собрание. Все устроилось как нельзя лучше, «Моление о чаше» Терещенко так же восхитило, как и Прахова с Васнецовым, и, к общему удовольствию, вещь была у Врубеля приобретена. Деньги были уплачены вперед, с одной лишь просьбой, чтобы Михаил Александрович к картине больше не прикасался…
В это время в киевском цирке появилась некая Анна Гаппе — наездница, проделывающая очень сложные номера, перепрыгивая под музыку через ряд обручей, что по ее пути держали «рыжие». Наш Михаил Александрович успел увидеть, познакомиться, плениться и пленить (ведь он в тот час был «богачом», продав свое «Моление о чаше» Терещенко) очаровательную, единственную, ни с кем не сравненную наездницу. И как-то после представления, после всех удивительных номеров, что проделывала в этот вечер Анна Гаппе, после ужина, Михаил Александрович очутился у себя, объятый непреодолимым желанием написать Анну Гаппе. На несчастье, не оказалось холста, но тут Михаил Александрович увидел свое изумительное «Моление о чаше» — и тотчас же у него сверкнула «счастливая» мысль: на этом холсте, не откладывая ни минуты, под свежим впечатлением написать, хотя бы эскизно, тот момент, когда очаровательная Анна Гаппе появляется на арене цирка, стоя на коне, и под звуки музыки и директорского хлыста начинает свои полеты через ряд обручей. Михаил Александрович с утра до вечера проработал над Анной Гаппе, и, лишь когда совсем стемнело, на холсте от «Моления о чаше» остался лишь небольшой незаписанный угол.
«Валькирия», картина М.А.Врубеля ( 1899 год)
На другое утро явился Прахов и, к своему ужасу, увидел содеянное Врубелем накануне. Сам же Михаил Александрович был в восторге и утверждал, что только что написанное куда выше прежнего. Разубедить его было невозможно… В то время, увлекаясь цирком, Анной Гаппе, можно было встретить его на Крещатике в жокейском костюме. Да мало ли странностей проявлял он тогда! И все же талант его рос. Впереди была Москва…»
Надежда Забела(певица, жена Михаила Врубеля):
Надежда Забела
«Я познакомилась со своим мужем М. А. Врубелем на сцене Панаевского театра, в Петербурге, где я в, самом начале своей карьеры пела в оперном товариществе. Как-то перед Рождеством наш представитель передал нам о желании С. И. Мамонтова поставить на нашей сцене, но на свой счет и со своими декорациями, «Гензель и Гретель» Гумпердинка. Предложение было принято, и начались репетиции. Мне дана была роль Греты. И вот на одной из репетиций, еще первоначальной, утренней, я во время перерыва (помню, стояла за кулисой) была поражена и даже несколько шокирована тем, что какой-то господин подбежал ко мне и, целуя мою руку, воскликнул: «Прелестный голос!», чуть позже мне его представили: «Наш художник Михаил Александрович Врубель», и в сторону мне сказала: «Человек очень экспансивный, но вполне порядочный».
Оказалось, что Коровин, который писал декорации, серьезно заболел, и заканчивать их приехал Врубель.Так чувствителен к звуку голоса он был всегда. Он тогда еле мог разглядеть меня, — на сцене было темно; но звук голоса ему понравился. Вообще, пение и музыку он любил чуть ли не больше всех других искусств. Почти всегда присутствовал он при разучивании мною с аккомпаниатором партий, и повторения не утомляли его. Не обладая никакими специальными музыкальными знаниями, он часто поражал меня своими ценными советами и каким-то глубоким проникновением в суть вещи. Так было с партией «Морской царевны» и вообще с оперой «Садко». Мы с мужем приехали в Москву уже на второй сезон существования Частной оперы Мамонтова. Как раз собирались ставить «Садко», и я принялась готовить партию, хотя в первом спектакле пела другая артистка. Ко второму спектаклю ожидали Н. А. Римского-Корсакова, и Савва Иванович назначил меня.
Михаил Врубель и Надежда Забела.
После того мне пришлось петь «Морскую царевну» около 90 раз, и мой муж всегда присутствовал на спектаклях. Я даже как-то спросила его: «Неужели тебе не надоело?» — «Нет», — отвечал он, — «Я могу без конца слушать оркестр, в особенности МОРЕ. Я каждый раз нахожу в нем новую прелесть, вижу какие-то фантастические тона». С тех пор принимал самое близкое участие в разучивании мною опер Римского-Корсакова.
Во время своей болезни он продолжал любить музыку, только оркестровая, в особенности Вагнер, его утомляла; видно, для этого он был уже слаб. Зато до самого последнего времени, когда я его навещала, я напевала ему почти все новое, что я разучивала. И он часто, видимо, наслаждался, делал интересные замечания. Любил он также, когда я вспоминала то, что пела прежде, при нем, например, молитву детей из «Гензель и Гретель». И сам он часто пел. Вспоминал «Садко» и, хотя, конечно, не мог всего спеть по недостатку голоса и уменья, удивительно помнил всякие подробности музыки. Вообще, во время его ужасной болезни, когда он уже ослеп, самые светлые впечатления его были музыкальны. Здесь он иногда хоть на миг забывал о своем несчастье.Теперь, разучивая что-нибудь, я думаю о том — как бы это понравилось мужу. Но, увы, его уже нет…»
Константин Коровин(живописец, театральный художник, педагог и писатель):
«Портрет художника Коровина» Валентина Серова
«Его великий талант травили, звали темные силы непонимания его растоптать, уничтожить и не дать ему жить. Пресса отличалась в первых рядах этого странного гонения на совершенно неповинного ни в чем человека. M. A. Врубель, чистейший из людей, кротко сносил все удары судьбы и терпел всю свою жизнь. Врубель был беден и голодал, голодал среди окружающего богатства.
В моей жизни великое счастье — встреча и жизнь с этим замечательным человеком возвышенной души и чистого сердцем, с человеком просвещенным, светлого ума. Это был один из самых просвещенных людей, которых я знал. Он видел то, что только значительно и высоко. Я никогда не чувствовал себя с ним в одиночестве. Умер Врубель. Умер и Павел Михайлович Третьяков. Эскиз «Хождение по водам» был выставлен им при жизни в галерее. И когда после смерти его заведовали галереей Остроухов, Серов и Щербатов, то я написал письмо им, что нет ли сзади картона «Хождения по водам» другого чудесного эскиза Врубеля. Они посмотрели, вынули из рамы и увидели на той стороне картона эскиз занавеса. Как странно, что Павел Михайлович на всю жизнь заклеил в раму и обернул к стене замечательный эскиз Врубеля. Остроухов разрезал картон, и эскиз занавеса хотел отдать мне, но я и его пожертвовал галерее. Закупочная комиссия Третьяковской галереи не приобрела у Врубеля его картины «Демон», находившейся на выставке «Мир искусства» в Петербурге, при жизни Врубеля. Но после смерти та же комиссия перекупила его в Третьяковскую галерею, заплатила в пять раз дороже, чем просил за свою картину Врубель.
«Хождение по водам». М.А.Врубель
Врубель никогда не смотрел ничьих картин. Раз он как-то немножко похвалил меня, сказав: «Ты видишь краски, цветно, и начинаешь понимать декоративную концепцию…» Репину сказал как-то у Мамонтова в Абрамцеве, что он не умеет рисовать, он потом говорил: «Ну и странный человек этот Врубель». Врубель окружал себя странными людьми, какими-то снобами, кутилами, цирковыми артистами, итальянцами, бедняками, алкоголиками. Врубель никогда не говорил о политике, любил скачки, не играл в тотализатор, совершенно презирал игру в карты и игроков.Будучи в Монте-Карло с Сергеем Мамонтовым, ушел из казино, сказав: «Какая скука». Но любил загородные трактиры и убогую харчевню, любил смотреть ярлыки бутылок. Врубель рисовал женщин, их лица, их красоту с поразительным сходством, увидав их только раз в обществе. Он нарисовал в полчаса портрет поэта Брюсова, только два раза посмотрев на него. Это был поразительный рисунок. Он мог рисовать пейзаж от себя, только увидав его одну минуту. Притом всегда он твердо строил форму. Врубель поразительно писал с натуры, но совершенно особенно, как-то превращая ее, раскладывая, не стремясь никогда найти протокол. Особенно он оживлял глаза. Врубель превосходно рисовал и видел характер форм. Он как бы был предшественником всего грядущего течения, исканий художников Запада. Из русского искусства он был восхищен иконами новгородцев. Фарфоры Попова и Гарднера восторгали его так же, как в литературе Пушкин и Лермонтов — он считал, что после них в литературе русской был упадок. Врубель мог жить месяц на 3 рубля, ел один хлеб с водой, но никогда ни у кого, кроме меня, не брал взаймы.Врубель много рисовал, делал акварели-фантазии, портреты и бросал их там, где рисовал. Я никогда не видал более бескорыстного человека. Когда он за панно, написанные Морозову, получил 5000 рублей, то он дал обед в гостинице «Париж», где жил. На этот обед он позвал всех там живущих. Когда я пришел поздно из театра, то увидел столы, покрытые бутылками вин, шампанского, массу народа, среди гостей — цыганки, гитаристы, оркестр, какие-то военные, актеры, и Миша Врубель угощал всех, как метрдотель он носил завернутое в салфетку шампанское и наливал всем».
Максимилиан Волошин (поэт, переводчик):
Максимилиан Волошин.
«Нечто общее есть между безумием Ницше и безумием Врубеля, в этом пребывании тела здесь на земле в то время, как гениальный дух уже покинул его, в этой страшной полусмерти, которая отмечает избранных. Точно дух переступил запретную грань и уже не мог вернуться в темницу тела.Рядом с картинами Врубеля смеялись и негодовали каждый раз элегантно одетые господа и светские дамы. Неужели же невежество петербургской публики простирается до того, что она ничего не знает о безумии и слепоте Врубеля, о трагедии, достигшей русское искусство? Разве не подобает перед этими полотнами такое же молчание; как в той комнате, в которой умер Пушкин? У Врубеля есть глубокое, органическое сродство духа с Лермонтовым. Его иллюстрации к Лермонтову не повторяют, а продолжают мысль поэта. Он шел по той дороге, которая на полпути оборвалась под ногами Лермонтова. Но и он не дошел до конца. Его сродство с Лермонтовым в том выражении глаз, которое он ищет в лице «Демона», и в горьких, запекшихся губах.Врубель – живописец одного взгляда.Это страшно чувствуется на большом, незаконченном эскизе «Демона» на выставке «Нового общества», где закончены лишь одни глаза.
Незаконченный эскиз «Демона сидящего»
Врубель, как и Лермонтов, действительно понимал горы.В России Врубель единственный живописец гор. Я старался вспомнить, кто в живописи понял и воплотил горы. Не холмистую местность в характере Богаевского или Мэнара, а горы — вечные кристаллы земли. Горам Врубеля — лермонтовский стих: «Под ним Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял». Его горы везде, как «грань алмаза», как кристаллы драгоценных камней. Врубель всегда и во всем видел кристаллическое строение вещества: его ткани, его деревья, его лица, его фигуры —все подчинено каким-то скрытым геометрическим законам, образующим и строящим материю. Когда он пишет горы, он как бы снимает поверхностные не покровы, а обнажает сокровенную, сверкающую сущность земли».
«Демон, смотрящий на долину». М.А.Врубель
