Всего через несколько лет после основания первой Омской крепости в ней был выстроен одноэтажный острог, а к 60-ым годам XVIII века Омск стал главным пунктом ссылки на Иртышской линии. Сначала это была «пересадочная станция», где каторжники только распределялись для работ по другим крепостям, но со временем Омск стал постоянным местом отбывания наказания. Так, в 1807 году для этого было построено деревянное тюремное здание на тридцать мест.
Неслучайно появился на первый взгляд логичный домысел, что название города представляет собой аббревиатуру из слов – Отдаленное Место Ссылки Каторжников. Это, конечно, миф, но омская ссылка действительно была миром абсолютно особым. В нее могли попасть люди самого разного происхождения и сословия – от закоренелых уголовников до политических преступников-дворян, количество которых стало увеличиваться в 40-ые и 50-ые годы XIX века. До разночинцев в остроге побывали декабристы Н.В. Басаргин, В.И. Штейнгель, известный исследователь Сибири геолог И.Д. Черский и, наконец, петрашевцы С.Ф. Дуров и Ф.М. Достоевский.
Арестантское сообщество именовалось ватагой, главными в котором были старшие по возрасту преступники. Таких людей называли «большаками», и, как правило, на их счету были особо тяжкие преступления. Арестанты носили одежду крайне низкого качества – «лоскутные платья» – и грубую шинель, которую меняли раз в три года, сами шили себе шапки из уличных собак и были обриты в соответствии со своим «разрядом». В зависимости от срока каторжных работ ссыльные делились на срочных (определенный срок) и бессрочных (пожизненные). Срочным выбривали половину головы в направлении от уха до уха (переднюю часть), а бессрочным – от затылка ко лбу левую сторону. Это помогало острожному начальству с одного взгляда определить «разряд» преступника.
Раз в неделю арестанты обязаны были ходить в кордегардию (помещение для караула, охраняющего ворота) при остроге. Бессрочных арестантов клеймили: на щеки и лоб с помощью специального железного прибора наносили буквы ВОР или КАТ (сокращенное от слова “каторжник”). Считается, что клеймили после первой же попытки побега.
По разным версиям, на одежду каторжников прикреплялась либо красный лоскут, либо черный круг («зимняя мишень»), либо белый «туз» (чтобы было видно в летнее время).
Неотъемлемым и самым тяжелым, во всех смыслах этого слова, элементом каторги были ножные кандалы, которые снимались только когда арестант освобождался или умирал. Между собой заключенные называли их «мелкозвон». Ф. М. Достоевский так описывает их в «Записках мертвого дома»: «Форменные острожные кандалы, приспособленные к работе, состояли не из колец, а из четырех железных прутьев, почти в палец толщиною, соединенных между собою тремя кольцами. Их должно было надевать под панталоны. К серединному кольцу привязывался ремень, который в свою очередь прикреплялся к поясному ремню, надевавшемуся прямо на рубашку». Весили кандалы 4-5 килограммов, в них арестанты проводили все время, включая рабочее, браслеты заковывались прямо на человеке без болтов или других приспособлений.
Из письма Ф. М. Достоевского своему брату мы можем представить себе быт в арестантском остроге: «Вообрази себе ветхое деревянное здание, которое давно положено сломать …» или
«… Казармы каторжного острога вросли в землю по самые крыши, с которых постоянно течет, зимой свисают сосульки. Пол-грязи на вершок, можно скользить и падать. А нас здесь, как сельдей в бочке. Зимою мы одеты в полушубках, часто сквернейших, которые почти не греют, а на ногах сапоги с короткими голяшками — изволь ходить по морозу. Есть давали нам хлеба и щи, в которые полагалось 1/4 фунта говядины на человека. Но говядину кладут рубленую, и я ее никогда не видал. По праздникам каша почти совсем без масла. В пост капуста с водой и почти ничего больше. Суди, можно ли было жить без денег, и, если б не было денег, я бы непременно помер, и никто, никакой арестант такой жизни не вынес бы. Но всякий что-нибудь работает, продает и имеет копейку. Я пил чай и ел иногда свой кусок говядины, и это меня спасало». Очевидно, что требование закона содержать арестантов «в строжайшей воинской дисциплине и наилучшей чистоте» не выполнялось, а на выделявшиеся государством деньги – суточные 9 копеек – прожить было невозможно.
«Перевоспитывали» каторжан не только телесными наказаниями, хотя общеизвестно, что битья розгами, палками и шомполами для преступников не жалели, но и работой. Трудились арестанты на берегу Иртыша, где разбирали старые лодки, обжигали и дробили алебастр, месили глину, а также в городе – разгребали снег, ремонтировали здания. По замечанию омского краеведа А.Ф. Палашенкова, работа на заводе, который располагался на правом берегу вниз по Иртышу, считалась самой трудной. Каждому арестанту необходимо было выполнить «урок» — изготовить 2-2,5 сотни кирпичей, причем самому выполнить весь подготовительный цикл: вывезти и вымесить глину, наносить воды, а затем складировать готовую продукцию. Часто по пути следования на место работ арестанты получали от местных жителей милостыню – мелкие монеты или еду. Освобождение от работ было лишь на время праздников и великих постов, в которые они посещали церковь, каялись в грехах, молились и исповедовались.
«Представьте себе большой двор, шагов в двести длины и шагов в полтораста ширины, весь обнесенный кругом, в виде неправильного шестиугольника, высоким тыном… В одной из сторон ограды вделаны крепкие ворота, всегда запертые, всегда день и ночь охраняемые часовыми; их отпирали по требованию, для выпуска на работу. За этими воротами был светлый, вольный мир, жили люди, как и все. Но по сю сторону ограды о том мире представляли себе как о какой-то несбыточной сказке» – интересно, что острог находился в самом сердце не только Омска XIX века, но и нынешнего. В 2016 году по адресу Ленина, 8 случайным образом – при укладке асфальта и других уличных работах – были обнаружены фундаменты тюремной кухни и самого помещения, где содержались заключенные.
Фундамент «казармы» уходит под проезжую часть и сильно поврежден коммуникациями, но основание хорошо сохранилось, сейчас это место отмечено памятной доской. «Когда прогуливаешься по Омску, есть впечатление, что мы ходим над Атлантидой, — выступил директор Музея имени Достоевского Виктор Вайнерман. — Открытия происходят на расстоянии вытянутой руки. А на этом месте есть смысл создать какое-то сооружение, в котором открыть виртуальную экспозицию, посвященную “Мертвому дому”.
Смогут ли хотя бы частично восстановить здание — пока неизвестно, но находка доказывает, что история часто оказывается к нам намного ближе, чем мы думаем.
