Наше интервью с «Легендой омской сцены», Заслуженная артистка РСФСР, Маргаритой Лавровой. О творческом пути, жизненных трудностях и, конечно же, театре.
Маргарита Лаврова в юности.
Детство
Жизнь у нас очень сложная была. Дело в том, что наша семья была выслана. Мама – оперная певица. Папа немец, его фамилия Рэйзвих, работал инженером киевской фабрики. Нам досталось из-за этой фамилии. До замужества меня звали Маргарита Рейзвих. На наши плечи упала тяжелая учесть. Счастье, что завершилось всё это: лагеря, высылки, ссылки.
Я не помню точно, как нам рассказали о том, что нас репрессируют. Помню, что пришли военные, конвой и все, увезли нас в лагерь. Ехали в таком «прекрасном» общем вагоне, где все делали всё в одном вагоне. Никого не выпускали никуда. Говорили: «Пожалуйста, нужно в туалет – делаете».
У нас все было: Киев же был в оккупации немцев, потом нас увезли в Германию, потом из Германии, когда пришел Рокоссовский – в Харьков. Мы попали в страшный Харьковский лагерь. И бабушка у нас там и умерла. Папа всегда страшно переживал, что из-за его фамилии страдаем. И мы ему всегда говорили: «А что ты можешь что-то изменить? От кого родился – от того и родился». Он переживал ужасно из-за этого. Он был человеком мягким, и это на него очень подействовало… два жутких года в харьковском лагере. Там мы были с папой и мамой.
Отрочество
Когда мне было восемнадцать лет, нас отправили в Воркуту. И, не поверите, жить в Воркуте было счастьем. Сталин ссылал туда, не то чтобы ссылал, а сажал, всю интеллигенцию. И мы туда попали. Там было немало хвори и болезней. Вокруг был тундра вот и все, там ничего не росло. Войну пережили там, голода не было, в лагере кормили, но в начале войны голодали сильно. Не знаю, как душевных сил хватило, все пережить.
Мы страшно боялись Воркуты. Ее все страшно боялись, а когда приехали – ахнули. Там был дивный театр. Он был организован по инициативе НКВД. Я имею в виду, и само строение театра было замечательное, и те, кто там работали. Там были прекрасные сотрудники закулисья. Актеров приводили утром на репетиции с конвоем, потом уводили в лагерное подразделение. Там и жили. Спектакли были чудесные, актеры были прекрасные, которые там сидели. И художник там был дивный Петя Бендель, декорации делал восхитительные.
Все зависело от людей, от окружения, нам повезло, особенно в Воркуте, в Харькове такого не было. А в Воркуте были все: актеры, художники, писатели. Все очень добрые и очень порядочные. Мы жили не в лагере, а в спец поселении, то есть мы жили на воле, у нас просто не было документов, то есть были, но были страшные. Это не были паспорта, это были тоненькие бумажки, где было написано о том, что ты находишься на спец. поселении, срок не был указан. Но мы-то знали, что десять лет, нам сразу сказали.
Как я уже говорила, мама была актрисой, у нее было лирико-драматическое сопрано, работала в опере. Из-за того, что мама часто водила нас в театр, наверное, подсознательно и появилось желание быть актрисой. В Воркуте я и получила свое образование, всему обучили и меня, и сестру. Ада стала хорошей балериной. В Воркуте я играла и в драме. В опере моя первая роль была в «Фаусте», через пару месяцев спела Татьяну Ларину.
Там работали, фактически получили с сестрой свое театральное образование. Потому что мы же девочками попали с сестрой и в оккупацию, и во все на свете. Фактически и детство, и юность у нас были очень сложными. Но свет не без добрых людей. Так что нам повезло. Закончив школу, мы же не знали, что будет оккупация, что будут лагеря. Этого не предвиделось. Счастье, что всегда на нашем пути оказывались очень хорошие люди. И нас любили постоянно в лагерях называли: «Девочки наши, Риточка и Адочка».
Речлаг. Воркута
Юность
Так что мы вспоминаем Воркуту с большой любовью с Адочкой. Потому что мы до этого были в разных ситуациях очень неприятных.
Там я в первый раз вышла замуж, у меня был чудесный муж, человек, знавший в совершенстве четыре языка. Потом появился в Воркуте Виктор Лавров со своим сроком, влюбились мы в друг друга, я ушла от первого мужа. Целая трагедия была.
Виктор еще в Харбине был ведущим актером, он там закончил институт. Наши пришли, попросили спеть разные арии, а один говорит: «Ну этому десять». Виктор говорит: «А что такое десять?», ему и ответили: «Ну узнаешь завтра». А завтра пришли и все, арестовали в Харбине, дали 10 лет, ни за что, ни про что.
Первые годы он чуть не умер от голода. Его отправили в Востураллаг в Тавду. Его спасал там один мужчина, который потом со мной познакомился. Он где-то все доставал, хлеб, например, чтобы Виктор не умер. Он был доходягой, как тогда называли. Он выжил. И у него были дивные зубы были, вот этот мужчина мне рассказывал, что ему было важно спасти его зубы. Он делал ему каши из хвойный елок и спас. Виктор говорил: «Какая дрянь, которой он меня кормил, горькая, какая пакостная». А только благодаря этому, у Виктора остались дивные зубы.
И баритон у него был очень хороший, и умен был. Началась наша прекрасная жизнь с Лавровым, потому что настоящая любовь – это прекрасно. Он чудесный актер был. Играли мы вместе в Воркутинском театре: актеры были прекрасные, состав и режиссеры. Актеры были и из Москвы, и из Ленинграда, которые имели по 10 лет срока.
Виктор и Маргарита Лавровы
Жизнь после поселения
Потом закончилась Воркута. Мы уехали в Воронеж, у нас было много предложений. В Воронеже Виктор был реабилитирован за отсутствием состава преступления. Мы получили квартиру в центре. Началась другая жизнь: в очень хорошем театре.
В обычную жизнь было возвращаться не трудно после лагеря. Видимо, из-за того, что была прекрасная атмосфера в Воркуте даже расставаться с этими людьми было жалко. Мы еще долго поддерживали с ними контакт, а потом многие умерли, мы-то девчонками были, остальные старшими.
Однажды приехал к нам Снегов – директор театра в Омске, хороший директор. И он сказал Виктору: «Зачем вам этот Вронеж?» Лавров ответил: «Воронеж и есть Воронеж, тут наша квартира и все». А Снегов переманил нас, он сказал, что у нас очень хороший режиссер Паверман, очень много хороших спектаклей. Так как нам было все равно, мы были очень легкие на подъем, вещей не было никаких, только те, что носили. Вот так и переехали. Нам дали квартиру, и мы остались. Мы же уже были актерами.
Маргарита Лаврова
Я исполняла все главные роли, так много названий было. За свой долгий сценический путь сыграла около сотни ролей: Татьяна («Евгений Онегин»), Вера Холодная («На рассвете»), Элиза Дулитл («Моя прекрасная леди»), Смерть («Василий Теркин»), Марфа («Бабий бунт»), Анина («Травиата»), Марица и Сильва в одноименных опереттах, Анна Андреевна («Любина роща»), мадам Грицацуева («Золотой теленок») и многие другие образы.
Очень долго я проработала. Я Заслуженная артистка и легенда омской сцены, плюс ко всему. Работала сначала с мужем, потом Виктор скончался в 1971 году, лагерь на печень плохо подействовал. Я осталась в театре, конечно. Но больше не выходила замуж. И советский репертуар, и западный играла. Поверман был хорошим режиссером. Интересно работалось, были и приглашенные режиссеры, а я была всюду востребована.
Сейчас не выступаю, мне 90 лет. В 85 я сыграла свои последние спектакли. И состоялось прощание в театре. Коллектив очень хорошо ко мне относится. Поэтому я не почувствовала, что я уже не нужна, что мне много лет. Актерское мастерство оставалось со мной, так что ничего не было потеряно. На гастроли тоже ездила, но только по России, тогда не пускали театры гулять за границей…
